Странствия убийцы - Страница 165

165

– Что ж, – заявил я с пьяным удовлетворением, – вы оба ошиблись. Вы думали, что хорошо меня знаете, считали, что создали инструмент, который не сможет воспротивиться вашим желаниям. Но я не умер там! И не отправился на поиски моего короля. Я пошел убить Регала. Для себя. – Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Потом резко выпрямился от боли в заживающей ране. – Для себя! – повторил я. – Не для моего короля, не для Бакка и не для одного из Шести Герцогств. Для себя я решил убить его. Для себя.

Чейд смотрел на меня. Но из угла перед очагом, где покачивалась Кеттл, раздался ее голос:

– Белое Писание гласит: «Он будет жаждать крови собственного рода, и его жажда останется неутоленной. Изменяющий напрасно будет мечтать о детях и родном очаге, ибо его дети будут принадлежать другим, а чужой ребенок станет для него родным…»

– Никто не заставит меня исполнять эти пророчества! – взревел я. – Кто их, в конце концов, придумывает?

Кеттл снова начала раскачиваться. Ответил мне шут. Он говорил мягко, не поднимая глаз от работы:

– Я. В детстве, во дни моих снов. Я еще не знал тебя тогда, только видел во сне.

– Ты обречен исполнить их, – тихо проговорила Кеттл. Я со стуком поставил чашку на стол:

– Будь я проклят, если сделаю это!

Никто не подпрыгнул, никто не ответил. В ужасное мгновение кристаллически ясного воспоминания я услышал голос отца Молли из его угла за трубой: «Будь ты проклята, девчонка!» Молли вздрогнула, но не прореагировала. Она знала, что бессмысленно убеждать пьяного.

– Молли, – простонал я внезапно, уронил голову на руки и зарыдал.

Через некоторое время я почувствовал на своих плечах руки Чейда.

– Ну, мальчик, это тебе не поможет. Марш в постель. Завтра ты должен предстать перед твоей королевой. – В его голосе было гораздо больше терпения, чем я заслуживал, и я внезапно осознал всю глубину моего падения.

Я потер лицо рукавом и с трудом поднял голову. Я не возражал, когда он помог мне подняться на ноги и подтолкнул к стоявшей в углу кровати. Сев на ее краешек, я тихо сказал:

– Ты знал. Ты всегда знал.

– Что знал? – устало спросил он.

– Знал все про Изменяющего и Белого Пророка.

Он засопел.

– Я ничего не знал об этом. Я кое-что читал. Вспомни, что до отречения твоего отца все почти утряслось. У меня было много долгих лет после того, как я заперся в башне, а мой король месяцами не нуждался в моих услугах. У меня было много времени для чтения и масса свитков в запасе. Так я столкнулся с некоторыми чужеземными легендами и сказаниями, в которых говорилось о Белом Пророке и Изменяющем. – Голос его стал мягче, словно он уже забыл, с какой яростью я задал этот вопрос.

– Потом в Баккип пришел шут, и я потихоньку выяснил, что его занимают подобные вещи. Это возбудило мой собственный интерес. Ты сам однажды сказал мне, что он обращался к тебе как к Изменяющему. Так что я начал интересоваться… но на самом деле я мало доверял всем этим пророчествам.

Я осторожно лег. Я уже мог снова спать на спине. Я повернулся на бок и натянул одеяло.

– Фитц?

– Что? – ворчливо спросил я.

– Кетриккен сердится на тебя. Не жди, что она будет терпелива с тобой завтра. Не забывай, что она не только твоя королева. Она женщина, которая потеряла ребенка и больше года ничего не знала о судьбе своего мужа. Ее выставили из ставшей ей родной страны, словно только для того, чтобы несчастья последовали за ней по пятам. Ее отец испытывает вполне понятную горечь. Он смотрит на Шесть Герцогств и Регала глазами воина и пальцем бы не пошевельнул для розысков брата своего врага, даже если бы верил, что тот все еще жив. Кетриккен одинока, ужасающе одинока – больше, чем ты или я можем себе представить. Постарайся быть терпеливым с женщиной. И почтительным с твоей королевой. – Он неловко помолчал. – Завтра тебе понадобится и то и другое. Я мало чем смогу помочь тебе.

Думаю, что после этого он ушел, но я этого не слышал. Сон быстро захлестнул меня.

Прошло довольно много времени с тех пор, как сны Скилла перестали мучить меня. Я не знаю, физическая ли слабость прекратила эти видения битв, или вечная настороженность перед группой Регала закрыла от них мое сознание. Но в эту ночь передышке пришел конец. Как будто огромная рука схватила мое сердце и вытащила меня из меня самого. Внезапно я оказался в другом месте.

Это был город – в том смысле, что в нем было очень много людей. Но я никогда не видел ни таких людей, ни зданий, которые спиралями уходили в заоблачные высоты. Камень стен, казалось, перетекал в их форму. Там были украшенные изящным орнаментом мосты, сады, которые каскадом падали со стен или осторожно карабкались по ним вверх. Были фонтаны, танцевавшие яркими струями, и другие, образовывавшие тихие пруды. И по всему городу, словно муравьи, сновали люди в яркой одежде.

И тем не менее все было тихим и неподвижным. Я чувствовал движение людей, плеск фонтанов, аромат распускающихся бутонов в садах. Все это было здесь, но, как только я оборачивался, чтобы посмотреть, все менялось и приходило в упадок. Сознание ощущало изящные линии мостов, но глаз видел только кучи булыжников, гниль и ржавчину. Ветры и дожди превращали расписанные фресками стены в кирпичи с осыпающейся штукатуркой. Поворот головы превращал струящийся фонтан в заросшую сорняками слежавшуюся пыль в разбитом бассейне. Торопливая толпа на рынке переговаривалась только голосом ветра, тяжелого от колючих песчинок. Я двигался сквозь этот призрачный город, не в силах понять, почему я оказался там и что притягивает меня. В городе было не светло и не темно, не зима и не лето. Я вне времени, подумал я. Интересно, что это, согласно философии шута, – конец света или окончательное освобождение?

165