Странствия убийцы - Страница 91

На это нечего было ответить. Я не знал остальных достаточно хорошо для того, чтобы согласиться или не согласиться с ней. Так что я не сказал ничего, и мы сидели и смотрели на овец. Молчание затягивалось, а ночь становилась все темнее. Я подумал, что скоро надо будет разжечь огонь.

– Ну, – начала она, подождав еще несколько минут, – как ты стал пастухом?

– Мои родители умерли. Все унаследовала моя сестра. Ей не было до меня дела, и вот я тут.

– Ну и сука! – сказала она свирепо.

Я набрал в грудь воздуха, чтобы защитить свою несуществующую сестру, но понял, что таким образом только затяну разговор. Я попытался придумать что-нибудь, для чего мне нужно было бы уйти, но овцы и остальные животные были прямо передо мной и мирно паслись. Бесполезно было рассчитывать на возвращение других – они сидят в таверне и рассказывают завсегдатаям о днях, проведенных в пути.

Наконец я сказал, что голоден, и встал собрать камней, сухого навоза и палочек для огня. Тассин настояла на том, чтобы что-нибудь приготовить. На самом деле я не был так уж голоден, но она ела с большим аппетитом и прекрасно накормила меня из запасов кукольников. Кроме того, она заварила котелок чая, и потом мы сидели у огня и прихлебывали его из тяжелых красных глиняных кружек.

Каким-то образом молчание из неловкого превратилось в дружеское. Приятно было сидеть и смотреть, как кто-то другой готовит еду. Сперва она болтала и спрашивала, люблю ли я такие специи и крепким ли завариваю чай, но на самом деле не вслушивалась в ответы. По-видимому, найдя в моем молчании какое-то приглашение, она начала рассказывать о себе более подробно. С отчаянием она говорила о тех днях, которые потратила на обучение тому, что ей было совершенно безразлично. С неохотным восхищением она говорила о мастерстве других кукольников и об их энтузиазме, которого она не могла разделить. Потом ее голос оборвался, и она посмотрела на меня полными тоски глазами. Ей не было необходимости объяснять мне, какой одинокой она себя чувствовала. Потом разговор перешел к более легким темам – к ее мелким неприятностям, к еде, которую она не любила, к тому, что от одного из кукольников всегда пахло застарелым потом, а какая-то женщина напоминала ей об очередной реплике тычком в бок.

Даже ее жалобы каким-то странным образом были приятны, потому что занимали меня своей банальностью и не давали сосредоточиться на более серьезных проблемах. Ее общество в некотором роде было похоже на общество волка. Тассин жила только сегодняшним днем. Она почти не думала ни о чем другом. От этой мысли я легко перешел к раздумьям о Ночном Волке. Я медленно поискал его. Где-то я почувствовал его и понял, что он жив, но больше ничего. Может быть, нас разделяло слишком большое расстояние; может быть, он был слишком сосредоточен на своей новой жизни. Какова бы ни была причина, его сознание не было таким открытым для меня, как раньше. Может быть, теперь он был просто больше настроен на обычаи своей стаи. Я попытался порадоваться за него.

– О чем ты думаешь? – спросила Тассин. Она говорила так тихо, что я ответил сразу же, продолжая смотреть в огонь:

– О том, что иногда человеку становится только еще более одиноко, когда он знает, что где-то далеко у его друзей и родных все хорошо.

Она пожала плечами.

– Я стараюсь не думать о них. Мой фермер, наверное, нашел другую девушку, чьи родители согласились подождать свадебной платы. А моей матери без меня гораздо лучше, она не так стара и может найти себе мужчину. – Она потянулась странным кошачьим движением, повернула голову, посмотрела мне в глаза и добавила: – Нет никакого смысла думать о тех, кто далеко и с кем ты все равно быть не можешь. Это только делает тебя несчастным. Будь доволен тем, что можешь получить прямо сейчас.

Взгляды наши внезапно встретились. Невозможно было ошибиться в ее намерениях. На мгновение я был шокирован. Потом она наклонилась ко мне и коснулась руками моего лица. Это было нежное прикосновение. Она сняла с меня платок и обеими руками убрала волосы с моего лица. Взглянув мне в глаза, она облизнула губы. Руки ее скользнули к моей шее и плечам. Я был зачарован, как кролик, увидевший удава. Она наклонилась и поцеловала меня. От нее пахло как от сладостного дымка ладана.

Я потянулся к ней с внезапностью, от которой у меня закружилась голова. Не к Тассин, но к женщине, нежности и близости. Это было вожделение, но и не только оно. Это было похоже на голод Скилла, требующий близости и полной связи с миром. Я невыразимо устал от одиночества и прижал ее к себе так быстро, что она задохнулась от удивления. Я целовал ее, как будто это могло исцелить мое одиночество. Потом мы оказались на земле. Она тихонько постанывала, но внезапно замолчала и уперлась рукой мне в грудь.

– Подожди минутку, – прошептала она. – Одну минутку. Подо мной камень, а я не должна испортить одежду. Дай мне свой плащ…

Я жадно смотрел, как она расстилала мой плащ на земле у огня. Она легла на него и улыбнулась мне.

– Ну? Разве ты не вернешься? – спросила она игриво и добавила томно: – Дай мне показать все, что я могу для тебя сделать. – Она провела руками но своей груди, предлагая мне сделать то же самое.

Если бы она ничего не сказала, если бы мы не остановились, если бы она просто смотрела на меня с плаща… но ее вопрос и ее поведение внезапно показались мне фальшивыми. Вся иллюзия нежности и близости пропала, и ее заменил вызов, который мог бы сделать мой товарищ на тренировочном дворе. Я не лучше других мужчин. Я не хотел ничего обдумывать. Я хотел просто броситься на нее и утолить свою жажду, но вместо этого услышал собственный вопрос: