– Тихая и славная, – сказал он мне. – Около сорока лет роста, зимой и летом, в бурю и в хорошую погоду. А до этого орех, упавший с другого дерева. И эта нить уходит назад, все глубже и глубже. Не думаю, что мне следует бояться естественных вещей. Опасно только то, что сделано человеком. Нити путаются. А к деревьям будет приятно прикоснуться.
– Кеттл сказала, ты не должен касаться ничего живого, – напомнил я ему, как болтливому ребенку.
– Кеттл не должна с этим жить. А я должен. Я должен понять, какие ограничения это накладывает на меня. Чем скорее я узнаю, что я могу и чего не могу делать левой рукой, тем лучше. – Он озорно улыбнулся и сделал вопросительный жест по отношению к себе.
Я покачал головой, но не смог удержаться от смеха. Он засмеялся вместе со мной.
– Ах, Фитц! – тихо сказал он через мгновение. – Ты не знаешь, как много для меня значит, что я еще могу заставить тебя смеяться. Пока я могу заставить смеяться тебя, я могу смеяться сам.
– Удивительно, что у тебя все еще хватает сил шутить, – заметил я.
– Если у тебя есть выбор, смеяться или плакать, лучше смеяться, – ответил он. Потом неожиданно спросил: – Я слышал, что ты выходил из палатки. Потом, пока тебя не было… Я чувствовал кое-что из того, что случилось. Куда ты ходил? Я многого не понял.
Я чуть помолчал, размышляя.
– Связь Скилла между нами становится все сильнее. Вряд ли это хорошо.
– Эльфовая кора кончилась. Хорошо это или плохо, так уж оно есть. А теперь объясни мне, что произошло.
Я не видел особого смысла в отказе и попытался объяснить. Он несколько раз прерывал меня вопросами, на некоторые из них я не мог ответить. Когда он решил, что понял все, насколько это можно выразить словами, он криво улыбнулся мне.
– Пойдем проведаем эту девушку на драконе, – предложил он.
– Зачем? – спросил я устало.
Он поднял правую руку и пошевелил посеребренными кончиками пальцев, подняв одну бровь.
– Нет, – сказал я твердо.
– Боишься? – подзуживал он.
– Мы стоим на карауле, – сердито ответил я.
– Тогда давай завтра, – кивнул он.
– Это неразумно, шут. Кто знает, какое действие это может оказать на тебя.
– Я не знаю. И именно поэтому я хочу сделать это. Кроме того, какое право имеет шут быть разумным?
– Нет.
– Тогда мне придется идти одному, – сказал он, изобразив тяжелый вздох.
Я не поддался на провокацию. Через некоторое время он спросил меня:
– Что ты такого знаешь о Кеттл, чего не знаю я?
– Примерно то же, что я знаю о тебе, чего не знает она.
– Это хорошо сказано. Эти слова могли бы быть украдены у меня. Тебя не удивляет, что группа до сих пор не попыталась снова напасть на нас?
– Ты выбрал эту ночь, чтобы задавать неприятные вопросы?
– В последнее время других у меня нет.
– Ну, я смею надеяться, что смерть Каррода ослабила их. Это должно быть огромным потрясением для группы. Почти так же тяжело, как потерять связанного с тобой Уитом зверя.
– А чего ты боишься? – настаивал шут. Этот вопрос я настойчиво отгонял от себя.
– Чего я боюсь? Худшего, конечно. Я боюсь, что они каким-то образом собираются с силами, чтобы обрушиться на Верити. А может быть, они готовят нам ловушку. Я боюсь, что они попытаются Скиллом найти Молли. – Последнее я добавил с большой неохотой. Это казалось слишком страшным несчастьем даже для того, чтобы думать об этом, не говоря уж о том, чтобы произносить вслух.
– А ты не можешь как-нибудь предупредить ее Скиллом?
Как будто это никогда не приходило мне в голову.
– Нет, так я только выдам ее. Я никогда не мог дотянуться Скиллом до Баррича. Иногда я вижу их, но не могу заставить почувствовать мое присутствие. Я боюсь, что даже одна попытка связаться с ними может выдать их группе. Возможно, Регал знает о ее существовании, но пока не нашел ее. Ты сказал мне, что даже сам Чейд не знает, где Баррич прячет ее. И у Регала много забот, требующих его внимания и присутствия войск. Бакк далеко от Фарроу, и красные корабли держат его в напряжении. Регал, конечно, не станет посылать туда войска, чтобы найти одну несчастную девушку.
– Одну несчастную девушку и наследницу династии Видящих, – серьезно напомнил шут. – Фитц, я не хочу огорчать тебя, но ты должен знать. Я ощутил на себе, какова злоба Регала. В ту ночь, когда они схватили меня… – Он сглотнул, и глаза его уставились в пустоту. – Я так старался забыть это. Когда я прикасаюсь к этим воспоминаниям, они кипят и горят во мне, как яд, от которого я не могу избавиться. Я чувствовал Регала в себе. Ненависть к тебе точит его, как черви гниющее мясо. – Он с отвращением покачал головой, вспоминая это. – Этот человек безумен. Он приписывает тебе все мерзкие побуждения, которые может вообразить. На твой Уит он смотрит с ужасом и ненавистью. Он не может понять, что все, что ты делаешь, ты делаешь для Верити. С его точки зрения, с момента твоего прихода в Баккип ты посвятил свою жизнь тому, чтобы вредить ему во всем. Он считает, что вы с Верити отправились в горы не для того, чтобы поднять Элдерлингов на защиту Бакка, а чтобы найти какую-то сокровищницу Скилла и использовать ее в борьбе с ним. Он думает, что должен действовать первым, найти то, что ты ищешь, и обратить это против тебя. На это он и бросает все свои силы.
Я слушал шута в каком-то застывшем ужасе. На лице его было выражение человека, вспоминающего пытку.
– Почему ты не говорил мне об этом раньше? – мягко спросил я, когда он остановился, чтобы перевести дыхание.
Руки его покрылись гусиной кожей. Он отвернулся.
– Не могу сказать, что это приятные воспоминания. – Он слегка дрожал. – Они ворвались в мое сознание, как злые ленивые дети, которые разбивают все, что не могут схватить. Я не мог ничего спрятать от них. Но я их не интересовал. Они видели во мне меньше чем собаку. Они рассердились, когда поняли, что я – не ты. Они чуть не уничтожили меня только за то, что я не был тобой. Потом они придумали, как использовать меня против тебя. – Он кашлянул. – Если бы не эта волна Скилла…