Странствия убийцы - Страница 240

240

Я улыбнулся Кеттл, которая вышла навстречу, и снял было с плеч козла, чтобы отдать ей. Но вместо поздравлений она быстро спросила:

– У тебя есть еще кора?

– Я отдал вам все, что у меня было. А в чем дело? Разве она кончилась? По тому, как ведет себя шут, я бы, пожалуй, обрадовался такому событию.

Она странно посмотрела на меня:

– Вы поссорились? Ты ударил его?

– Что? Конечно нет!

– Мы нашли его у пруда, где ты купался, – тихо объяснила она. – Он дергался во сне, как спящая собака. Я разбудила его, но, даже проснувшись, он казался рассеянным. Мы привели его сюда, но он только мечтал добраться до своих одеял. С тех пор он спит.

Мы подошли к костру, я бросил рядом с ним свою добычу и поспешил в палатку. Ночной Волк, оттолкнув меня, ворвался первым.

– Он очнулся, но совсем ненадолго, – продолжала Кеттл. – И снова провалился в сон. Он ведет себя как человек, поправляющийся после очень долгой болезни. Я боюсь за него.

Я едва слышал ее. Оказавшись в палатке, я упал на колени рядом с ним. Он лежал на боку, свернувшись калачиком. Кетриккен сидела рядом с ним, ее лицо потемнело от тревоги. Он выглядел просто спящим. Облегчение во мне боролось с раздражением.

– Я дала ему почти всю кору. Если я отдам остаток, нам будет нечем защищаться от группы.

– А разве нет какой-нибудь другой травы… – начала Кетриккен, но я перебил ее:

– А почему бы просто не дать ему поспать? Может быть, это кончается его предыдущая болезнь? А может быть, это кора. Даже сильными наркотиками можно обманывать тело только некоторое время, а потом усталость дает о себе знать.

– Это верно, – неохотно согласилась Кеттл. – Но так не похоже на него!

– Он не похож на себя с того дня, как начал пить эльфовую кору, – парировал я. – Его язык стал чересчур острым, а болтовня просто-напросто грубой. Если вы спросите меня, я скажу, что предпочитаю сейчас спящего шута бодрствующему.

– Хорошо. Может, что-то и есть в том, что ты говоришь, – решила Кеттл. Она набрала воздуху, как будто собиралась что-то сказать, но не сделала этого. Я вышел, чтобы приготовить козла для жарки. Старлинг пошла за мной.

Некоторое время она просто сидела и смотрела, как я снимаю шкуру. Козел был не так уж велик.

– Помоги мне, и мы сможем зажарить его целиком. В такую погоду жареное мясо лучше хранится.

Целиком?

Кроме подходящего кусочка для тебя. Я обвел ножом коленный сустав, отрезал голень и разрезал последние хрящики.

Этой кости мне не хватит, — сообщил Ночной Волк.

Верь мне, — сказал я ему. К тому времени как я кончил, он получил голову, шкуру, все четыре голени и одну заднюю четверть. Трудно было насадить мясо на вертел, но мне это удалось. Это было молодое животное, и, хотя козел был не очень жирным, я надеялся, что мясо получится нежным. Трудней всего было дождаться, когда оно поджарится. Пламя лизало тушу своими язычками, и фантастический аромат жареного мяса мучил меня.

– Ты сердишься на шута? – тихо спросила Старлинг.

– Что? – Я посмотрел на нее через плечо.

– За то время, что мы путешествуем вместе, я поняла, каковы ваши отношения. Вы ближе, чем братья. Я думала, ты будешь сидеть рядом с ним и мучиться, как во время его болезни. А ты ведешь себя так, словно с ним вообще ничего не произошло.

Возможно, взгляд менестрелей слишком зорок. Я задумался.

– Сегодня он пришел ко мне поговорить. О том, что он будет делать для Молли, если я умру и не вернусь к ней. – Я посмотрел на Старлинг и тряхнул головой. Меня удивило, что к горлу подступил комок. – Он не думает, что я останусь в живых. А когда Пророк говорит такую вещь, трудно остаться равнодушным.

Страх на ее лице не утешал. Это выдало правду, хотя она и пыталась настаивать:

– Пророки не всегда бывают правы. Он говорил, что видит твою смерть?

– Когда я спросил его, он не ответил, – объяснил я.

– Он вообще не должен был говорить об этом, – сердито воскликнула Старлинг. – Как, интересно мне знать, ты найдешь в себе мужество, чтобы сделать то, что должен, если будешь верить, что это убьет тебя?

Я молча пожал плечами. Я отказывался думать об этом все время, пока мы охотились. И мои чувства никуда не делись, они только усилились. Боль, которую я внезапно ощутил, трудно было преодолеть. Да и ярость тоже. Я был в ярости, оттого что шут сказал это мне.

– Вряд ли он придумал все это. И я не могу осудить его намерения. Тем не менее трудно смотреть в лицо собственной смерти, зная, что это случится прежде, чем увянет зелень лета. – Я поднял голову и оглядел заросший зеленый луг, окружавший нас.

Удивительно, насколько все кажется другим, если знаешь, что видишь это в последний раз. Каждый лист на каждом стебле был неповторим. Птицы пели друг другу любовные песни и носились в воздухе разноцветными вспышками. Запах жарящегося мяса, запах самой земли, Ночной Волк, перемалывающий в челюстях кость, – все вдруг стало особенным и драгоценным. Сколько таких дней я прожил слепо, думая только о кружке эля, которую выпью, дойдя до города, или о том, какую лошадь надо подковать сегодня. Давным-давно в Баккипе шут убедил меня, что я должен проживать каждый день, как будто в этот день вся судьба мира зависит от моих действий. Теперь я понял, что он пытался сказать мне. Теперь, когда оставшихся мне дней стало так мало, что я мог сосчитать их.

Старлинг положила руки мне на плечи. Она наклонилась и прижалась ко мне щекой.

– Фитц, мне очень жаль, – прошептала она. Я посмотрел на мясо, жарившееся на огне. Два часа назад это был живой козел.

Смерть всегда на грани настоящего, – мысль Ночного Волка была мягкой. – Смерть выслеживает нас и знает время, когда нанести удар. Это не то, о чем надо раздумывать, но мы знаем это всеми потрохами. Все, кроме людей.

240