Странствия убийцы - Страница 160

160

– Спасибо, – сухо сказал я ему.

– Всегда рад. Хотя должен признаться, что в тот день всем нам было о чем подумать.

– Я бы все отдал, чтобы вернуться в тот день и сказать ей, что наш ребенок для меня важнее всего на свете. Гораздо важнее, чем король или государство.

– Так что в тот день ты покинул бы Баккип, чтобы последовать за ней и защищать ее, – Шут поднял бровь.

Через некоторое время я проговорил:

– Я не мог, – Эти слова потрясли меня, и я смыл их глотком бренди.

– Я знаю, что ты не мог. Я понимаю. Видишь ли, никто не может избежать своей судьбы. По крайней мере, пока несем на себе ярмо времени. И, – гораздо тише добавил он, – ни один ребенок не может изменить будущее, которое предназначено ему судьбой. Ни шут, ни бастард. Ни дочь бастарда.

Дрожь пробежала по моей спине. Несмотря на все мое недоверие, я боялся.

– Ты хочешь сказать, что знаешь что-то о ее будущем?

Он вздохнул и кивнул. Потом улыбнулся и покачал головой:

– Я знаю кое-что о наследнике Видящих. Если она и есть этот наследник, тогда, вне всяких сомнений, через несколько десятков лет я прочту древнее пророчество и скажу: «Да, было предсказано, что это произойдет». На самом деле никто не понимает пророчеств, пока они не сбываются. Это как с подковами. Кузнец показывает тебе кусок железа, и ты говоришь, что он никуда не годится. Но когда его раскаляют, отбивают молотом и придают ему форму – он оказывается подковой, которая замечательно сидит на копыте твоей лошади, как будто так и было задумано.

– По тому, что ты говоришь, выходит, что пророки подгоняют свои пророчества под события, когда те уже произошли?

Он склонил голову.

– И хороший пророк, как хороший кузнец, покажет тебе, что действительность и пророчество прекрасно подходят друг к другу. – Он взял из моей руки пустую чашку. – Тебе следовало бы поспать, знаешь ли. Завтра целительница будет вытаскивать этот проклятый наконечник стрелы. Тебе понадобятся силы.

Я кивнул и внезапно понял, что глаза мои слипаются.

Чейд схватил мои запястья и потянул их вниз. Моя грудь и щека прижались к твердой деревянной скамье. Шут сидел верхом у меня на ногах, придавив их всем своим весом. Даже Кеттл давила мне на плечи, прижимая к грубой скамье. Я чувствовал себя связанной для убоя свиньей. Когда Чейд с силой потянул меня за руки, мне показалось, что все мое тело может разорваться, начиная от гниющей раны в спине. Целительница склонилась надо мной. Я мельком увидел щипцы у нее в руках. Черное железо. Скорее всего, позаимствованы у кузнеца.

– Готовы? – спросила она.

– Нет, – проворчал я. Они не обратили на это внимания. Она не ко мне обращалась. Все утро она возилась со мной, как будто я был сломанной игрушкой, тыча и выдавливая гной из моей спины, а я корчился и ругался. Никто не обращал внимания на мои проклятия, кроме шута, дававшего советы, как их усовершенствовать. Он снова стал самим собой. Он уговорил Ночного Волка подождать снаружи. Я чувствовал, как тот бродит под дверью. Я попытался объяснить ему, что со мной собираются сделать. Мне много раз приходилось вытаскивать из его лап занозы, так что у него было определенное представление о необходимости боли. Он, однако, разделял мой ужас.

– Приступай, – сказал Чейд целительнице. Его голова была наклонена к моей, его борода щекотала мою выбритую щеку. – Держись, мой мальчик, – выдохнул он мне в ухо. Холодные челюсти щипцов коснулись моей воспаленной плоти.

– Не дергайся. Лежи тихо, – строго сказала мне целительница. Я попытался. Казалось, что она погрузила щипцы в мою спину, ища, за что ухватиться. После бесконечных проб, целительница скомандовала: – Держите его.

Я почувствовал, как челюсти щипцов сомкнулись. Она потянула, будто выдирая мой позвоночник. Или так мне показалось. Я помню, что после первого скрежета металлического наконечника по кости твердое решение не кричать было забыто. Я выкрикивал не только свою боль, но и свое сознание. Я снова провалился в то неуловимое место, где нет ни сна, ни бодрствования. Дни моей лихорадки сделали его слишком знакомым.

Река Скилла. Я был в ней, она была во мне. Всего в шаге от меня, она всегда была всего в шаге от меня. Утоление боли и одиночества. Быстрое и сладкое. Я растворился в ней, превращаясь в ничто, как вязание, которое моментально распускается, если потянуть за определенную нить. Вся моя боль превращалась в ничто вместе со мной. Нет. Верити запретил это. Иди назад, Фитц. Как будто уводил от огня маленького ребенка. Я ушел.

Словно пловец, выныривающий на поверхность, я вернулся к жесткой скамье и голосам надо мной. Свет казался сумеречным. Кто-то кричал о кровотечении и просил принести снега. Я почувствовал, как снег приложили к моей спине, и увидел, как мокрая красная тряпка упала на ковер. Пятно расплывалось по шерсти, и я расплывался вместе с ним. Я плыл, а воздух в комнате рябил черными точками. Целительница что-то делала у очага. Она вытащила оттуда еще один инструмент кузнеца, раскаленный добела, повернулась и посмотрела на меня.

– Постойте! – в ужасе закричал я и почти сполз со скамейки, но Чейд удержал меня за плечи.

– Это нужно сделать, – твердо сказал он и держал меня железной хваткой, пока не подошла целительница. Когда она приложила раскаленное клеймо к моей спине, я сперва ощутил только давление и подумал, что все не так уж страшно, но потом спазм боли дернул меня гораздо резче, чем петля палача. Тьма поднялась, чтобы поглотить меня.

– Повешен над водой и сожжен! – в отчаянии крикнул я. Волк завыл.

Всплываю. Поднимаюсь, все ближе и ближе к свету. Погружение было глубоким, воды теплыми и полными снов. Я коснулся края сознания, сделал глоток бодрствования.

160