Странствия убийцы - Страница 129

К оглавлению

129

Надеюсь.

Он соскочил с высокого берега, спустился к реке и побежал вверх по течению. Я последовал за ним, менее грациозно, по дороге собирая хворост. Идти здесь было труднее, и ветер, наполнившийся речным холодом, стал резче. Зато путь вдоль берега был более интересным. Я смотрел, как бежит Ночной Волк. Он двигался теперь совсем по-другому. Он потерял значительную часть щенячьего любопытства. Олений череп, который прежде потребовал бы тщательного обнюхивания, теперь заслужил лишь беглого осмотра. Убедившись, что перед ним действительно голые кости, он двинулся дальше. Он деловито обследовал кучу плавника, чтобы узнать, не притаилась ли под ней дичь. Он обнюхал также подмытые берега реки, разыскивая следы добычи. Он прыгнул и схватил какого-то мелкого грызуна, осмелившегося высунуть нос из норы под берегом. Потом быстро разрыл лапами нору, принюхался, чтобы убедиться, что внутри никого не осталось, и побежал дальше.

Следуя за ним, я обнаружил, что с нарастающей тревогой смотрю на реку. Чем дольше я глядел на нее, тем все более страшной она мне казалась. Силу и скорость течения можно было оценить по тому, как подпрыгивали в волнах огромные, вырванные с корнем деревья. Я подумал, что, должно быть, шторм в верховьях реки был гораздо сильнее, если повалил такие гиганты, а возможно, вода просто многие годы подмывала корни, пока деревья наконец не упали.

Ночной Волк продолжал бежать рядом со мной. Дважды я видел, как он прыгал и прижимал добычу. Я не знал, что это были за зверьки; они походили на крыс, а гладкая шкурка говорила о том, что они свободно чувствуют себя в воде.

Мясу не нужно имя, заметил Ночной Волк, и я вынужден был согласиться с ним. Он подбросил свою жертву в воздух и снова поймал ее. Потом яростно потряс мертвого зверька и подбросил его еще раз. На мгновение его простая радость захватила меня. Он удачно поохотился, и у него была добыча, чтобы наполнить желудок, и время, чтобы съесть ее без помех. В этот момент тушка пролетела над моей головой, я подпрыгнул, поймал ее и подкинул еще выше. Он оторвал от земли все четыре лапы, ловко схватил тельце и вызывающе показал его мне. Я бросил на землю охапку хвороста и прыгнул за ним. Он легко ушел от меня, потом остановился неподалеку, дразня зажатой в зубах добычей. Я бросился к нему.

– Эй!

Мы оба замерли. Я медленно поднялся с земли. Это был человек Ника, он стоял на берегу реки и смотрел на нас. В руках у него был лук.

– Собери хворост и возвращайся, – приказал он. Я огляделся, но не обнаружил ничего, что могло бы вызвать такое раздражение в его голосе. Тем не менее я собрал свой хворост и вернулся к хижине.

Я нашел Кеттл рассматривающей старый свиток при слабом свете огня и совершенно не обращающей внимания на суетящихся вокруг пилигримов.

– Что вы читаете? – спросил я ее.

– Это Кабала, Белый Пророк, провидец Кимоаланских времен.

Я пожал плечами. Это имя ничего мне не говорило.

– С его помощью был заключен договор, положивший конец столетней войне. Три народа объединились в один, соединив также свои знания. Многое из того, что некогда произрастало только на юге Кимоалы, стали выращивать повсеместно. Имбирь, например. И овес.

– Это сделал один человек?

– Один человек. Или два, может быть, если он убедил кого-нибудь еще идти к победе без уничтожения. Вот он пишет о нем: «Дар Алее был Изменяющим своего времени, для сердец и жизней. Он не был героем, но пробуждал героизм в сердцах других. Он не исполнял пророчеств, но открыл двери новому будущему. Такова участь Изменяющего». А выше он писал, что каждый из нас может стать Изменяющим своего собственного времени. Что ты об этом думаешь, Том?

– Я бы предпочел быть пастухом, – ответил я честно. – Я не люблю слово «Изменяющий».

В эту ночь Ночной Волк спал бок о бок со мной. Кеттл тихо похрапывала неподалеку от меня, а пилигримы сгрудились в противоположном конце хижины. Старлинг решила спать в другой хижине, с Ником и его людьми. Некоторое время звуки голоса и арфы доносились ко мне с порывами ветра.

Я закрыл глаза и попытался увидеть Молли. Но вместо этого увидел горящий поселок в Бакке и уходящий в море красный корабль. Я присоединился к молодому парню, который поднимал в темноте парус, чтобы подвести свою плоскодонку к пиратскому кораблю. Он швырнул горящий фонарь на борт корабля и вслед за этим плеснул из ведерка дешевым рыбьим жиром, которым бедняки наполняют фонари. Парус вспыхнул, а мальчик повернул прочь от полыхающего корабля. Позади него вместе с пламенем поднимались к небу проклятия и вопли объятых огнем людей. Я был с ним в эту ночь и ощущал его горькое торжество. У него не осталось ни семьи, ни дома, но он ответил за пролитую кровь своих близких, пролив кровь их убийц. Я слишком хорошо понимал слезы, текущие по его улыбающемуся лицу.

17
ПЕРЕПРАВА

Островитяне смеются над людьми Шести Герцогств, называя их рабами земли, фермерами, пригодными только для того, чтобы копаться в грязи. Они презирают Эду, богиню-мать (которую благодарят за обильные урожаи и здоровые стада) из-за того, что она покровительствует оседлым людям, потерявшим, как они полагают, всякое мужество. Сами островитяне почитают только Эля, бога моря. Его не благодарят, именем его клянутся. Единственное благословение, которое он посылает, тем, кто поклоняется ему, это штормы и бури, чтобы сделать этих людей сильными.

И тут они недооценивают народ Шести Герцогств, считая, что люди, которые сажают зерно и растят овец, вскоре становятся такими же глупыми и трусливыми, как их драгоценные овцы. Они истребляют жителей побережья и ошибочно принимают их заботу о своих близких за слабость. Той зимой народ Бакка и Бернса, Риппона и Шокса – рыбаки и пастухи, гусятницы и свинари – принял войну, практически проигранную знатью и регулярной армией, как свою. Простых людей можно угнетать только до тех пор, пока они не поднимутся, защищая самих себя от чужеземцев или от собственного несправедливого лорда.

129